Menschen und Leidenschaften (Люди и страсти) - Страница 2

Никол<ай> М<ихалыч> (брату). Посмотри-ка, брат, как утро прекрасно, как всё свежо. Ах, я люблю ужасно это время, пойдем прогуляться в саду, пойдем…

Василий М<ихалыч>. Изволь – я готов. (Уходят. Дарья отворяет им дверь.) (Дарье) Подай нам чаю в сад! – слышишь?

Дарья. Каковы! – принеси им туда чаю – как будто я их раба. Как бы не так. Так не понесу же им чаю, пускай ждут или сами приходят. О-ох, время пришло, времечко – всякой командует!

Явление 4

(Квартира Заруцкого в избе.) (Ребятишки на полатях. Люлька и баба за пряжей в углу.)

Заруцкий (сидит за столом, на котором стоит бутылка и два стакана. Он в гусарском мундире). Вот, кажется, я нашел еще товарища моей молодости. Как полезно это общественное воспитание! – на каждом шагу жизни мы встречаем собратий, разделявших наши занятья, шалости, которые милы бывают только пока мы молоды. Как старое воспоминание, нам любезен старый друг. (Молчание.)

А Волин был удалой малый, ни в чем никому не уступал, ни в буянстве, ни в умных делах и мыслях, во всем был первый; и я завидовал ему! Но он скоро будет – я послал сказать ему, что старый его приятель здесь. Посмотрим, вспомнит ли он меня?

(Пьет.) Славное вино. То-то попотчеваю. (Берет гитару и играет и поет. Гитара лежала на столе.)

Или 1

Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись,
В день уныния смирись,
День веселья, верь, настанет.
Сердце в будущем живет,
Настоящее уныло,
Всё мгновенно, всё пройдет:
Что пройдет, то будет мило…

Или 2

Смертный, мне ты подражай!
Наслаждайся, наслаждайся,
Страстью пылкой утомляйся,
А за чашей отдыхай. (Пьет.)

(В эту минуту дверь отворяется, и Юрий быстро входит в избу и бросается на шею Заруцкому. Молчание.)

Явление 5

Юрий. Заруцкий… как неожиданно…

Заруцкий. Давно, брат Волин, не видались мы с тобой. Я ожидал тебя и знал наверно, что ты меня не забыл – каков же я пророк.

Юрий. Как ты переменился со время разлуки нашей – однако не постарел и такой же веселый, удалой.

Заруцкий. Мое дело гусарское! – а ведь и ты переменился ужасно…

Юрий. Да, я переменился – посмотри, как я постарел. О, если б ты знал все причины этому, ты бы содрогнулся и вздохнул бы.

Заруцкий. В самом деле, чем больше всматриваюсь – ты мрачен, угрюм, печален – ты не тот Юрий, с которым мы пировали бывало так беззаботно, как гусары накануне кровопролитного сраженья…

Юрий. Ты правду говоришь, товарищ, – я не тот Юрий, которого ты знал прежде, не тот, который с детским простосердечием и доверчивостию кидался в объятья всякого, не тот, которого занимала несбыточная, но прекрасная мечта земного, общегo братства, у которого при одном названии свободы сердце вздрагивало, и щеки покрывались живым румянцем – о! друг мой! – того юношу давным-давно похоронили. Тот, который перед тобою, есть одна тень; человек полуживой, почти без настоящего и без будущего, с одним прошедшим, которого никакая власть не может воротить.

Заруцкий. Полно! полно! – я не верю ушам своим – ты что ли, это ты говоришь? Скажи мне, что с тобою сделалось? Объясни мне – я, чорт возьми, ничего тут не могу понять. Из удальца – сделался таким мрачным, – как доктор Фауст! Полно, братец, оставь свои глупые бредни.

Юрий. Не мудрено, что ты меня не понимаешь – ты вышел 2-мя годами прежде меня из пансиона и не мог знать, что со мной случалось… Много-много было без тебя со мною, ах! слишком много! (Начинает рассказ. Заруцкий закуривает трубку…)

Заруцкий. Да что ж могло с тобою быть? Несправедливости начальства, товарищей? и ты этого в 6 лет не мог забыть? полно, полно, – что-нибудь друго<е> томит и волнует твою душу. Глаза чернобровой красавицы, par exemple

Юрий. Нет – совсем нет! – что за смешная мысль! ха-ха-ха!.. (Молчание.)

Заруцкий. Да что же! Мне любопытно знать!.. Кстати, выпей-ка стакан! (Взяв за руки) Не знаю, чем тебя мне угостить, дорогого гостя…

Юрий (выпив). Помнишь ли ты Юрия, когда он был счастлив; когда ни раздоры семейственные, ни несправедливости еще не начинали огорчать его? Лучшим разговором для меня было размышленье о людях. Помнишь ли, как нетерпеливо старался я узнавать сердце человеческое, как пламенно я любил природу, как творение человечества было прекрасно в ослепленных глазах моих? Сон этот миновался, потому что я слишком хорошо узнал людей…

Заруцкий. Вот мы, гусары, так этими пустяками не занимаемся – нам жизнь – копейка, зато и проводим ее хорошо.

Юрий. Без тебя у меня не было друга, которому мог бы я на грудь пролить все мои чувства, мысли, надежды, мечты и сомненья… Я не знаю – от колыбели какое-то странное предчувствие мучило меня. Часто я во мраке ночи плакал над хладными подушками, когда вспоминал, что у меня нет совершенно никого, никого, никого на целом свете – кроме тебя, но ты был далеко. Несправедливости, злоба – всё посыпалось на голову мою, – как будто туча разлетевшись упала на меня и разразилась, а я стоял как камень – без чувства. По какому-то машинальному побуждению я протянул руку – и услышал насмешливый хохот – и никто не принял руки моей – и она обратно упала на сердце… Любовь мою к свободе человечества почитали вольнодумством – меня никто после тебя не понимал. Однако ж ты мне возвращен снова! не правда ли?..

Заруцкий. О государь! наш мудрый государь! если бы ты знал, каким гидрам, каким чудовищам, каким низким нравственным уродам препоручаешь лучший цвет твоего юношества – но где тебе знать? – один бог всеведущ!.. Чорт меня дери, если я не изрублю этого… злодея, когда он мне попадется – он многих сделал несчастливыми. Продолжай! друг мой!..